Служкин, Пушкин и Ганс Христиан Андерсен.

Рецензия на «Историю мамонта»

Спектакль «История мамонта» играют студенты мастерской Олега Кудряшова. В основе лежит сюжет повести Алексея Иванова «Географ глобус пропил», но, на мой взгляд – пьеса и повесть получились разными, несравнимыми и несопоставимыми. Пьеса стала полноценным живым организмом, со своей кровеносной системой, а рассыпанные по тексту алмазы Иванова получили достойную огранку в виде удачно подобранных рифм, подогнанных размеров, добавленных слов. Режиссёр – Екатерина Гранитова. И я не перестаю удивляться тому, что никогда о ней не слышала. Должна ведь слышать, раз она ставит такие «Истории…».  Спектакль идёт на сцене «Театрального центра «На страстном». И идёт с успехом, достаточно прочитать отзывы. Свой отзыв я пишу с удовольствием, потому что есть возможность лишний раз порадоваться тому, что я видела эту «Историю…».

- Географ! Куда идёт?

- В публичный дом!

Под лёгкие джазики на сцене появляется небритый молодой человек в несимпатичном сине-оранжевом свитере и начинает напевать песенку из репертуара «Звуков Му», довольно провокационную для ушей собравшейся аудитории. Девушки на сцене недоумённо отстраняются от нахального солиста. Зрители пытаются понять, это уже спектакль или просто вступление, эпиграф? И не понимают, что уже не только втянуты в действие, но и получили заряд нужного настроения – хулиганской развесёлости и удивительного, почти физически ощутимого чувства Жизни.

Под дружный хохот проходит траурный митинг в память о Леониде Ильиче Брежневе, расстреливаются трусы пионервожатой, преподаются раздолбаям-девятиклассникам основы экономической географии. Бодро и весело школьники проходят пороги суровой сибирской реки. Три часа на сцене под весёленькую музычку царит беспробудное пьянство и жизнерадостное блядство, звучат шутки, способные вызвать нервный паралич у педагогов средней школы (и звучат они – из уст учителя, разумеется) и рисуется такой любовный сложноугольник, которому позавидует любая бразильская мелодрама. Смех вызывает всё, любая фраза и полужест, даже запутавшийся в собственной бороде анекдот про украденную палатку.

Но «История мамонта» рассказана не смеха ради.

И оставили плакать на стиральной машине

«История мамонта» - это тот отрезок нашей жизни, который уже стал Историей, навсегда и безвозвратно. Жизни, когда впервые испытываешь священный трепет перед баночным «Джин-тоником», впервые переживаешь безответную любовь, впервые понимаешь, что время уже прошло и что началась уже не такая одинаковая, как в школьные годы, жизнь…

Это – не история о поиске счастья. Потому что счастье у каждого героя – вот оно, рядом, только руку протяни. Оно существует, и не обращает внимания на драные обои, учительскую зарплату, отсутствие машины и наличие всевозможных обязательств.

Это – история глубокой и чистой печали. Печали от понимания – всего: поведения зондер-команды девятиклассников, поведения жены и лучшего друга, дуры-подруги и того же лучшего друга, Леночки Анфимовой и наглого Колеса, Колеса и Ветки, «залетающей самолётами Аэрофлота», колючей Угрозы Борисовны… от понимания всей происходящей вокруг жизни и её места в ней. Географ Служкин, бывший безработный, - единственный, кто понимает – всё. Он принимает жизнь такой и грустит по ней, потому что в следующий момент она уже изменится, а вернуть что-то – нельзя, да и незачем. А вот подшутить над жизнью – и можно, и нужно, и филигранно выполняется. «Без шутки жить жутко».

При этом и его ученики, и его бывшие одноклассники, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, относятся к жизни примерно одинаково. Живут, думая, что «всего будет много», не особо осмысливая последствия. И вдруг начинают жалеть о том, чего ещё минуту назад и не думали ценить…

Это – история одиночества. Своего персонального одиночества, даже когда ты находишься в окружении друзей, школьников, коллег, одноклассников, чего-то (или кого-то) не хватает – внутри. Поэтому новый русский Будкин поселяется на пмж на кухне Служкиных. У них он – не одинок. А ведь – «квартира, машина и хрен в поларшина», и вроде бы все должны рваться в гости к нему. Поэтому Колесо отправляется от не в меру темпераментной законной супружницы Ветки к дуре Сашеньке Рунёвой (ну, дура она, что ж поделаешь). Ветка тем временем настраивается на адюльтер со Служкиным, попутно приправляя разговор воспоминаниями о любовниках разной степени продолжительности. А Сашенька картаво сохнет по Будкину. С той же долей ответного чувства, как семью годами позже представленных событий добрая половина отечественных девушек высохнет по Леонардо ДиКаприо. Поэтому и шипит Роза Борисовна. Поэтому и беспредельничает Градусов (и вовсе не нужна ему порнуха по кабельному). Каждому внутри чего-то не хватает.

И только у Служкина этого «чего-то» – с избытком. Да, он разрывается от неразделённой любви «к тебе, к Таточке, к Будкину… к Пушкину… к Гансу Христиану Андерсену… к Лаперузу» и одновременно понимает и принимает всю эту неразделённость. А вот с наивной любовью Машеньки – не знает, что делать. Потому что ему не нужно ничего делать. Потому что счастье – уже в этой любви и есть.

Да, ближе к финалу я уже бесповоротно влюблена в небритого молодого человека и его несимпатичный свитер.

Моя фамилия Служкин. Запишите, а то забудете: эс, эл, у, эж…

Исполнитель роли Служкина Андрей Сиротин – не народный, не заслуженный и ещё даже не артист (до диплома ещё учиться и учиться) находится на сцене все три часа. И все три часа держит зал, заставляет его смеяться до слёз и грустить – по настоящему. Всё действие – на нём и вокруг него. Феноменальный успел Географа – это заслуга его ювелирно-тонких интонаций, раскрывающих смысл каждого слова, придающих образу вес, цвет и объём. Герой получается настолько живой и естественный, что о студенческом настоящем юного актёра вспоминаешь, только глядя в программку. Он – проживает часть жизни Географа. А когда поёт – кажется, что сейчас лопнут либо струны, либо нервы.

Но тут нужно отметить естественность всех актёров, вплоть до второстепенных. Это они при минимуме декораций (да практически на голой сцене) создали и советскую, и перестроечную школу, и берег Затона, и бурлящий Долган, и заброшенную тюрьму… Энергией, интонациями, взглядами, нотами вездесущих музыкальных инструментов.

Я пробежалась глазами по отзывам, которыми уже богат Интернет. И самый частый вопрос, который и я задаю: а что будет потом? Что будет с этим талантливым коллективом, с этим спектаклем, когда будут розданы «корочки»? Когда все разлетятся по «настоящей, актёрской» жизни, случится ли у них ещё один такой же замечательный проект? А он – замечательный. Иначе не было бы полного зала со стоячими местами (ради чего можно три часа отстоять?), не было бы грома аплодисментов под финального Налича. И не было бы там меня во второй раз за сезон.

Со спектакля уходишь с острым чувством жизни и счастья, которое – сейчас. И которого когда-то однажды уже не будет… С чувством любви: к себе, к своей семье и близким… к Будкину, к Пушкину, к Гансу Христиану Андерсену и Лаперузу.