 |
|
ПРАВДА, ДА НЕ ИСТИНА
- Извольте доложить, Ваше величество, - секретарь так усердно вытянулся по струнке, что новенький костюмчик чуть было не разъехался по швам. - Ваше величество? – заметив, что его не слушают, юноша осмелился приблизиться к креслу монарха. Печальные серые глаза короля Патрика остекленело глядели куда-то в неведомую пустоту, а сам он, худой и бледный, походил на тяжело больного. Секретарь проследил за взглядом, но увидел только ванильно-жёлтую стену и недоумённо пожал плечами. Длинные тонкие пальцы короля вцепились в газету. - Ох, снова не угодил министр печати. Мишель, а именно так звали секретаря, страшно боялся новой должности и ему не терпелось побыстрее отчитаться и уйти. - Ох, говорила мне тётушка, что во дворце сплошные интриги. Зачем я её не послушал? Поди теперь разберись с королевским настроением. Газета вот чем-то не угодила. Эх, было бы у меня время читать… Как тут угадаешь? Вдруг я сам королю не угожу? А узнаю об этом, только когда полечу с должности. Как это грустно – вылетать с дворцовой должности! Секретарь с досадой хлопнул по спинке кресла и тут же перепугался, как вылетевший на проезжую дорогу заяц.. - Мишель? – Патрик непонимающими глазами осматривал кабинет. – У вас важное дело? Простите, я совершенно отвлёкся… Мгновение ушло на то, чтобы секретарь вновь вытянулся в струнку. - Извольте доложить, Ваше величество! – отчеканил он. – Королева Альбина доставлена в замок на озёрах в целости и сохранности. Доктор подтвердил, что переезд она перенесла прекрасно и здоровью Её величества ничто не угрожает. Охрана уже выставлена, ничто не нарушит покой королевы. - Хорошо… Отдых пойдёт ей на пользу, городская суета ни к чему в её положении. Голос короля был тихим и каким-то безучастным. Внезапно Патрик с ненавистью скомкал газету. - Вот что, Мишель! Король желает видеть министра печати! - Как? – растерялся секретарь. – Сейчас? - Немедленно! - Но вы в таком состоянии, Ваше величество… То есть, простите, я не то хотел сказать. Я хотел сказать: если вы себя прекрасно чувствуете, чего по вам не скажешь… ой… - Верно, самочувствие не из лучших, - признался король. - Вот что, пусть сделают мне чай по рецепту Марты Веснушки. От него станет немного легче… Но разговор откладывать нельзя. Министра печати – ко мне. Сегодня же!
***
Оставшись один, Патрик попробовал подняться – но тут же обессилено рухнул в огромное дубовое кресло. Переживания последних дней отняли все силы, а сердце невыносимо кололо. В рабочем кабинете было темно и душно, хотя утро выдалось ясным и по-весеннему свежим. Приступая к обязанностям, молодой король пожелал занять самый светлый кабинет, выбрал просторную угловую комнату, под окнами которой раскинулся королевский парк. Из одного окна открывался вид на аккуратно подстриженные кустарники, роскошные цветущие клумбы и изящный фонтан с камышами и русалками – подарок Пенапью. Из другого можно было любоваться «Аллеей памяти» - коллекцией стройных белоснежных скульптур, изображающих выдающихся деятелей королевства. И вот теперь Патрик сам закрыл поплотнее ставни и задёрнул все шторы. Какое-то время он наслаждался спокойным и безопасным полумраком, но вдруг пронзительный луч света ударил в глаза и юный король даже не заметил, как в комнате очутилась миловидная девушка в простом сером платье. - Пресвятая дева, это опять вы!!! – на лице Патрика отразился такой ужас, будто он увидел привидение. Девушка тем временем порхнула к креслу и прильнула к груди монарха, щебеча свои странные объяснения: - Ваше величество, вы помните меня? Я Айрис, внучка портного. Прошу вас, не прогоняйте меня, я просто хотела посмотреть на вас, и всё… Я сейчас уйду. Боже мой, как я счастлива! Вы – самый прекрасный король из всех, кого я когда-либо знала. Вы сами знаете, что прекрасны, словно сошедший с небес ангел! Я так счастлива, что увидела вас вновь! Боже мой, это такое счастье! - Стража!!! – завопил Патрик, кое-как вырвавшись из объятий незваной гостьи. – Невероятно, как вы вообще проникли во дворец, да ещё и в мой кабинет! Это неслыханно! Теперь королю пришлось побегать вокруг письменного стола, спасаясь от объятий ошалелой девицы. Рабочие бумаги разлетелись, а серебряная чернильница с трудом устояла под натиском нежданной беготни. - Прикажите запереть меня в темницу! – разрыдалась Айрис. – Я знаю, под дворцом располагается чудесная темница. Я буду сидеть там и знать, что вы совсем рядом… - Что вы такое говорите? Вы – красивая и юная, а ведёте речи умалишённой! Да появится стража, наконец!!!! - Я говорю чистую правду, Ваше величество. Вы приказали говорить только правду, и я не смею нарушить ваш приказ. Я полюбила вас с первого взгляда! И теперь, когда знаю, что вам по душе простые девушки, я по-настоящему счастлива, потому что у меня появился шанс! - Боже мой, какой шанс? На моей свадьбе гуляла вся Абидония. Три дня продолжались пиры и фейерверки. Свою супругу я обожаю с детства. А вас я не желаю больше видеть. Никогда!!! Рассыпавшись в извинениях, в дверях появился неуклюжий от смущения Удиллак, отдал распоряжение, и пятеро солдат принялись выводить заплаканную Айрис из кабинета. Девушка отчаянно упиралась, размахивала руками и кричала: - Но я знаю и другое! Ваше величество, я знаю о вашей любви к служанке! Так вот, она мертва, а я жива и люблю вас, как никто! Помните об этом! Когда солдатам, наконец, удалось управиться с гостьей, в кабинете появился Жак. - Друг мой, что здесь происходит? – кукольник был крайне удивлён невольно увиденной сценой. – Стоило мне отлучиться на гастроли на пару месяцев, как застаю водевиль в королевском дворце… - Я тоже хотел бы узнать у нашего бравого Удиллака, как случилось так, что эта Айрис снова оказалась в замке, да ещё и в кабинете короля? – Патрик был разъярён. - Не могу знать, Ваше величество, - заикаясь, пробубнил Удиллак. – Охрану выставили, как вы и велели. Караулы меняются исправно. Все помнят приказ – не пускать никаких женщин без особого распоряжения. Садовник жалуется, что из-за такого количества охраны его маргаритки чувствуют себя неважно. Право, я даже представить не могу, как эта девушка оказалась в кабинете! Мне-то она тоже не по душе, настоящая бешеная кошка! Каждый раз у моих солдат руки и лица изодраны в кровь, и это в мирное время. Ещё и с жёнами приходится объясняться… Сплошные мучения. Не девка, а сатана! Уж как её только не ловили. Прикажете в тюрьму? - Я не знаю, не знаю… Ступай, Удиллак… Обессиленный Патрик вернулся в кресло и укутался в тёплый клетчатый плед. - Ужасно выглядишь, друг мой, - протянул Жак. – В рабочем кабинете кутаешься, как старик, а ведь на улице весна! Ты, между прочим, король, и весь твой вид должен вызывать уважение и трепет подданных. Что же должно было случиться за время моего отъезда? - Ох, это ужасно, - простонал Патрик. – Я – король Абидонии, а чувствую себя самым ничтожным и беспомощным существом во всём королевстве. Мне нигде нет покоя, даже во дворце. Особенно во дворце! Видел эту, в сером платье? Пятый раз проникает ко мне, уж не знаю, какими путями. На границах солдат меньше, чем в королевской резиденции… И если бы только она… Не проходит и дня, чтобы на меня не кинулась какая-нибудь обезумевшая девица. То в столовой, то в саду, то в кабинете… Я и в спальне опасаюсь каждого шороха, так и кажется, что вот сейчас кто-нибудь выпрыгнет из камина. Бедную мою Альбину совсем извели. Набрасываются на неё с обвинениями, утверждают, что она меня не любит, призывают подать на развод… Ты же знаешь, разводы запрещены в Абидонии. Но эти девицы угрожали Альбине, обещали сделать меня вдовцом, чтобы спасти! - Ничего не понимаю. Почему? Жак устроился поудобнее в соседнем кресле. Заметив закрытые ставни, он неодобрительно покачал головой. - Заявляют, что любят меня. И, вероятно, так они и думают, у нас никто не лжёт, ты же знаешь… Как они могли меня полюбить, если видели только портрет в местной газете? Если даже не знают, какой я человек… - И лезут во дворец, чтобы узнать. - Что-то говорят о моей красоте… Да какая красота, Жак? Разве за красоту любят? Я не понимаю, как такое могло случиться и что мне делать, чтобы это всё прекратилось… Вошёл Мишель с огромной чашкой ароматного чая на подносе. - О, по рецепту Марты, - угадал Жак. – Значит, эти гостьи и правда подкосили твоё здоровье. - Если бы только они… Мишель, кофе господину Жаку и вчерашнюю газету. - Как газету? – растерялся секретарь. – Вы же приказали их сжечь… - Но вы же ещё не сожгли? – Патрик пристально посмотрел на растерянного Мишеля. - Кстати, что там с министром печати? - Господин де Тираж велели передать, что прибудут через час! Раскрасневшийся от волнения Мишель удалился, а Жак с интересом уставился на скомканную газету. - Хм, четвёртая власть донимает? - И ты не представляешь, друг мой, как сильно! – глаза Патрика наполнились слезами. – Я не заметил, как это началось… Столько было дел в королевстве, потом – свадьба… А тем временем стали выходить статейки, заметочки во всех абидонских изданиях. Какие-то мелкие детали самой обычной будничной жизни. Сначала писали о простых абидонцах, затем внимание переключилось на дворец. Подробное описание платьев Альбины, королевское меню, ещё ерунда какая-то… А потом стали обсуждать нашу жизнь в мельчайших подробностях! Как мы жили тут во дворце, что делали, чего не делали… Журналисты расспросили бывших заключённых и поведали всему королевству о тюрьме. Теперь даже в деревнях на самой границе королевства знают, что в дворцовом подземелье держали арестованных. Но это меня тоже не беспокоило. Я ведь не собирался никого держать в тюрьме, так пусть про неё все знают, раз так интересно… И – не рассчитал! Представляешь, толпы абидонцев потянулись во дворец, захотели посмотреть, в каких условиях содержались их любимые поэты и музыканты. Приходили просто так, в любое время дня и ночи, как к себе домой. Пришлось усилить стражу и разгонять любопытных. Ведь невозможно жить в доме, где каждый день – по три сотни гостей… А газеты читать мне стало противно. Каждый день на страницы вываливается такая куча грязного белья… Народ с интересом читает о чужих секретах, о тайнах и интригах. О чувствах – трубят на всё королевство! Многие сами доверяют свои секреты газете, повествуют о том, о чём раньше было не принято и думать. А какие публикуются картинки! Стыд и срам, однако, успех – невероятный. Я слышал, что бывший придворный художник страшно разбогател на этих мерзких картинках. Но вчера случилось совершенно невозможное. Подоспел Мишель, и Жак, не веря своим глазам, прочёл на первой странице газеты: «Откровения короля – лошадника. Только у нас!». - Теодор мечтал об уединении, - тяжело вздохнул Патрик. – Уехал далеко, в Пенагонию, устроился там обыкновенным кучером и был невероятно счастлив и спокоен. После того страшного утра его зверски мучила совесть. Подумать только, потребовалось 16 лет для того, чтобы он понял всю подлость своего поступка! И только забота о лошадях помогла отвлечься, почувствовать себя нужным и даже хорошим человеком. И вот – его разыскали и расспросили в подробностях обо всех дворцовых секретах! А он после розы уже не мог солгать… После у него ужасно разболелось сердце и он слёг. Доктор пишет, что во сне он каждую ночь зовёт Анри Второго и о чём-то хочет предупредить. От такого грубого вторжения в прошлое каких-то посторонних у тётушки Флоры начались мигрени, она стала бояться, что и к ней придут с расспросами, а она не сможет молчать. Когда я узнал о случившемся, было слишком поздно, газета уже поступила в продажу. Я велел скупить весь тираж и сжечь. Но тысячи экземпляров уже попали к абидонцам… Представь себе, Жак, королевская почта работает медленнее самых обычных репортёров… Но я всё же успел отправить Альбину в летний замок, она ни о чём не знает, и мне остаётся только надеяться, что здоровье её родителей пойдёт на поправку. Некоторое время Жак, нахмурившись, читал интервью с бывшим королём. Местный художник ещё и карикатурку успел изобразить: Теодор, нелепый толстяк в горностаевой мантии, занимается уборкой конюшни. И подпись: «Бывший король нашёл своё место в жизни». - Самое ужасное то, что всё это правда, - пробормотал он. – Едкая, злая, но – правда. - Вот именно! – воскликнул Патрик. – Правда! Всё до единого слова! И про кабаний лог, и про артистов… Ты помнишь, о чём мы говорили до… до выстрела? Канцлер нас предупреждал! Кто и во имя чего будет говорить правду? Видишь, люди и в самом деле не готовы оказались… Король закрыл глаза и вновь перенёсся в то роковое утро трёхлетней давности. Скрипучий голос канцлера, вещающий об угрозах раскрывающейся правды, звучал так чётко и ясно, будто существовал не в воспоминаниях, а наяву. - Ещё он говорил про доносы, но их ведь нет, - заметил Жак, распахивая ставни. Комнату заполнили ароматы весеннего сада. – Полиция работает исправно, нарушителей ловят на месте преступления. Я и не припомню, было ли за последние годы преступление тяжелее перехода улицы в неположенном месте? Ну, когда ещё лошадь кузнеца испугалась прохожего и простояла, как каменная, посреди улицы до самой ночи? - Как это нет доносов! – взвился Патрик. - В кабинете канцлера… в его бывшем кабинете хранятся десятки мешков с правдивейшими доносами. Я решил, что в том кабинете им самое место. Всего за несколько месяцев мне написали, кажется, все жители королевства. Я теперь знаю о людях такое, что не могу спокойно спать! Твои драматурги, Жак, просто дети по сравнению с неуёмной фантазией простых абидонцев. Они доносят мне обо всём! И самое ужасное – требуют принять меры. Вот какие меры я могу принять против дочери садовника, которая раздобыла где-то пять золотых и подкупила кожевника, чтобы он соблазнил её мачеху так, чтобы их непременно застал сам садовник? Хорошо ещё у того ножниц при себе не оказалось, а то мало ли, чем такие сюрпризы закончиться могут. Мачехе просто нужно поговорить по душам с приёмной дочерью, а она – требует тюрьмы и даже ссылки! И за какие грехи я должен узнавать подробности чужой жизни! - Да-а-а, разговорилась Абидония, - протянул кукольник, наблюдая в окно смену караулов в парке. – Молчала-молчала – и вдруг на тебе! Признаться, я ошарашен. Всё-таки три года прошло, так всё было славно, народ веселился… Теперь, значит, осмелел и решил поведать всему миру о каждом своём шаге. Ещё бы, ведь сам король призывал к правде. - Ты посмотри, что ещё они хотят рассказать! – воскликнул Патрик, указывая на последнюю страницу. – «Вся правда о Марселле»!!! Господи, какая правда! Есть только одна единственная правда о ней. Она была самой чисто и искренней девушкой. Бедная Марселлочка, как хорошо, что ты не видишь, что выросло из нашей розы. Слезинки скатились по щекам юного короля. - Подумать только, будучи немым несчастным влюблённым я столько не плакал… О Марселле был прекрасный материал, «Прощай, абидонская роза». Я сам его сочинил, чтобы люди знали, какая девушка погибла ради их освобождения. А пару месяцев назад кому-то взбрело в голову написать заметку о том, что король не часто упоминает в своих речах погибших абидонцев, уж не значит ли это, что со служанкой у него были романтические отношения? После этой глупой заметки и появились девицы в моём дворце. Айрис, Паулина, Мадалена, Катрина, Жозефина… каждый день я получаю десятки надушенных конвертов с пылкими признаниями от «простых девушек». В каждом третьем конверте –засушенная роза, раскрашенная в голубой цвет. Я сжигаю их в камине, чтобы в спальне было теплее. А моя Альбина получает угрозы… Эти бесстыдницы осмеливаются обвинять королеву в убийстве Марселлы. Жак, я хочу исчезнуть из этого проклятого города… Но не могу, я сам развязал язык своим подданным. Я говорил канцлеру, что в атмосфере правды мы сумеем вырастить цветы стыдливости, совести, уважения, пусть не сразу… И вот – три года прошло, а я не знаю, что мне делать! Но что-то непременно нужно предпринять. Я не позволю трепать имя Марселлы в этих газетёнках. - А я думал, что ты переживаешь за свою супругу, - признался Жак. Патрик не нашёлся, что ответить. Повисла неловкая пауза, но тут доложили о прибытии министра печати. - Старик де Тираж был другом моего отца, - вспомнил Веснушка. – Ты не позволишь мне поприсутствовать при вашем разговоре? Уж очень удивительно то, что произошло с газетами. - Оставайся, конечно. Я совершенно обессилен, дружеское участие мне просто необходимо.
***
В кабинет уверенной походкой вошёл высокий статный господин в бордовом костюме, сшитом по последней абидонской моде. Его седые волосы были аккуратно уложены в замысловатую причёску, зелёные глаза светились счастьем. - Ваше величество! – пропел де Тираж. – Счастлив, счастлив вас видеть! Осмелюсь заметить, что благодаря вам абидонская пресса переживает второе рождение. Немыслимый успех! Одного только «Абидонского вестника» сегодня продано семнадцать тысяч экземпляров! - Не может быть, - нахмурился Патрик. – Газета ещё продаётся?! - Ну конечно, - де Тираж восторженно всплеснул руками. – Пришлось печатать ещё двадцать тысяч. Хозяин типографии обвинил меня в безумии, но я заверил его, что новая партия уйдёт так же быстро, как первая. И вот – всего за несколько часов двенадцать тысяч продано! И это при том, что я поднял цену в два раза! О, я даже не знаю, как вас благодарить за такие прекрасные новости! Ваш тесть сделал этот выпуск «Вестника» сенсацией. Не представляю, что будет со следующим номером! - Зато представляю я, - ледяной голос короля заставил министра печати на время унять восторженное щебетанье. – Вы знаете, что первый тираж вашей газеты был сожжён по моему приказу? Я не смел предположить, что у вас хватит наглости напечатать второй тираж и продолжить продажи. Ведь вашим людям ясно было сказано: король запрещает! - Но как же? – растерянно уставился на короля министр. – Это же такая прибыль! Это так интересно людям! Заметьте, что налоги мы платим исправно, а после продажи этого номера ваша казна обогатится на несколько сотен золотых. Король Теодор при власти не видел таких денег, зато на конюшне смог их заработать! - Вы даже не понимаете, что наделали… В таком случае, уважаемый де Тираж, я вынужден освободить вас от должности. Отныне газеты Абидонии будут сообщать о дворцовой жизни только то, что я сочту нужным. Мишель! Распорядись, чтобы в канцелярии подготовили приказ об отстранении от должности господина министра печати. Лицо бывшего министра исказила гримаса ужаса, смешанного с непониманием. Подумав немного, он гордо объявил: - Что ж, Ваше величество, так даже лучше. Я всегда мечтал о собственной газете, независимой. Теперь у меня достаточно средств для её основания, достаточно времени для работы и более чем достаточно материала. По началу, разумеется, новое издание не будет пользоваться успехом, но статья о Марселле быстро поправит дела. - А кто же дал вам право упоминать Марселлу! – вскипел Патрик. - Вы сами, Ваше величество. Велели говорить правду, разве нет? Да мы и не можем ничего другого сказать… Но вы поймите, ваши речи о морали три года назад воспринимались абидонцами с восторгом, два года назад – с одобрением… но теперь они наскучили, и газеты перестали продаваться! А новости о вашей семье настолько увлекательны… - Почтенный де Тираж, я хорошо знаю вас уже лет двадцать и уверен, что сами вы бы не придумали столь блестящий ход для возрождения газеты, - Жак пристально разглядывал министра. Наконец его взгляд остановился на изящном обручальном кольце с голубым брильянтом. - Ах, видите ли, это всё моя супруга, - признался старик. – Удивительная женщина! Мы познакомились в Мухляндии на водах, и она покорила меня с первого взгляда. Она помогла мне поверить в себя, а затем предложила внести нечто новое в мои газеты. О, она дивно талантлива, моя Тилечка! Патрик и Жак обменялись многозначительными взглядами. - Тилечка – значит, Оттилия? – предположил кукольник. - Совершенно верно, господин Жак. Сказочно красивое имя! Вот, извольте взглянуть, я ношу её портрет в кулоне, чтобы всегда быть рядом с ней… Из тоненькой золотой оправы на Патрика смотрели такие знакомые и такие пугающие чёрные глаза графини Давиль. Художнику блестяще удалось передать их холод и злость. - А известно ли вам, что ваша драгоценная жёнушка была замужем? – поинтересовался Жак. - Разумеется. Но она овдовела три года назад. Заговор, отравление. Ах, бедная женщина, сколько ей пришлось пережить! - И вы также знаете, что супруг её отравился сам собственным ядом? После того, как пытался уничтожить голубую розу? Именно её супруг, канцлер, убил Марселлу. А до этого – сотни невинных людей. Ваш сын, кажется, не выдержал климата на Острове берцовой кости? И вы, конечно же, знаете, что осуждён он был за чтение запрещённой литературы и рассуждения о королевской справедливости? Поражённый де Тираж краснел и бледнел. Он пытался что-то возразить, но не мог вымолвить ни слова. Задыхаясь от волнения, он принялся обмахиваться газетой. А Жак упорно продолжал невозмутимым ироничным тоном: - И вы, конечно, знаете, что донос на Поля де Тираж написан аккуратным круглым почерком, так похожем на почерк вашей супруги? Если вы изволите подождать, я наведаюсь в королевский архив и продемонстрирую вам документ. Графиня Давиль сочиняла много и с удовольствием, пытаясь угодить своему тогдашнему супругу, канцлеру. Полагаю, вы соблюдаете меры предосторожности во время семейной трапезы? Оттилия баловалась ядами и достигла определённого мастерства. Как вы думаете, Ваше величество, заинтересует абидонцев такая история? Министр печати обожает супругу, погубившую его единственного сына! Многих волновала судьба вдовы Давиль после смерти канцлера, столько народу мечтало перегрызть ей глотку. - Вы правы, Жак, это будет новой сенсацией! – подыгрывал другу король. - Только не это, - прохрипел поражённый де Тираж. – Если народ узнает – убьют и её – да и чёрт с ней – и меня заодно! Я всё понял. Ни слова о Марселле, ни слова о дворце. - И ни единой сплетни! – напомнил Патрик. – Каждый должен жить своей жизнью и не лезть в чужую. Тем более – не бередить старые раны… Вы же видите, как это неприятно и болезненно. - Я понял, понял, - министр был сер, как газетный лист. – Сегодня же разберусь с мерзавкой. По-своему, тихо, по-семейному. Вы больше о ней не услышите. О, сколько лет я мечтал отомстить за своего мальчика! И вдруг – такая возможность! - Кстати, уважаемый министр печати, вы не считаете, что погибшие на Острове берцовой кости достойны целого номера «Абидонского вестника»? - О, да! Конечно! Мы начнём серию биографических очерков, - засуетился де Тираж. – И опубликуем все те произведения, за которые несчастные и отбыли на каторгу. Блестящая идея, Ваше величество, просто блестящая!
***
- Жак, дружище, ты – мой спаситель! – радостно воскликнул Патрик. – Я просто ожил с твоей помощью! Теперь я уверен, всё будет прекрасно! Ох, не ожидал я такой встречи со вдовушкой. Чего она хотела добиться? Принести новую боль нашей семье? Неужели ей всё мало? - Она мстит за супруга, - резонно заметил Жак. – Что-то душновато в твоём кабинете. Пойдём ка в сад, прогуляемся, а то вид у тебя по-прежнему бледный и несчастный.
***
В тени цветущей сирени кукольник поведал о своих пенагонских гастролях и передал письма от принца Пенапью. - Он так много хотел вам сказать, что писал по письму каждый день и передавал мне после спектакля. Принц посмотрел всю нашу программу трижды, и каждый раз нахваливал и восторгался, как ребёнок! По вечерам мы много говорили, вспоминали прошлое, в особенности – нашу первую встречу в Кабаньем логе. И это его – «ради гуманности!». Он даже упросил Марту разрешить ему пару раз переночевать в повозке. Таких сладких снов, говорит, у него уже три года не было. Но сначала он, конечно, спрашивал разрешения у папы. - А ведь Пенапью был влюблён в Марселлу, - вдруг вспомнил Патрик. – Так искренне, по-детски… Кто знает, если бы она была жива… - Патрик, а не врёшь ли ты самому себе? – резко спросил Жак. - О чём это ты? - С тех пор, как я приехал, слышу только о Марселле! Не спорю, она была удивительной, чистой и светлой. В её руках ожила роза… Неужели ты любишь её до сих пор? Король остановился в задумчивости. - Говори же! Солгать ты не можешь… - Но я не знаю, что сказать, - признался Патрик. – Не знаю, можно ли вдруг полюбить человека - всего на несколько часов? Можно ли любить того, кого нет рядом и не будет уже никогда? Можно ли в один миг забыть о том, с каким обожанием я относился к Альбине? Она ещё не умела говорить, а я уже пел для неё песенки… Принцесса была гордой и надменной и никто во всём мире не мог заинтересовать её больше, чем новое бальное платье. Смеялась надо мной… Но после того страшного утра стала другой. Все эти годы она была рядом, помогала, как могла, поддерживала во всём. И я не слышал ни упрёков, ни капризов. Теперь она – моя законная супруга, моя семья, которой у меня никогда не было, самый родной человек. - Подумать только, принцесса выполняет обещание, - удивился Жак. - И я порой думаю: а мог ли я быть более счастливым? Иногда мне кажется, что – мог бы… Внезапно из кустов прямо на дорогу выскочила растрёпанная рыжеволосая девушка. - Ах, Ваше величество, как хорошо, что я вас увидела! – запричитала она. - Если не ошибаюсь, Паулина? – холодно спросил Патрик. - О, какая честь, вы запомнили моё имя! - Ну, ещё бы, в пятого-то раза… Стража! Уведите! - Но я только хотела сказать, что люблю вас! – кричала Паулина. – Люблю, как любила Марселла! И застрелюсь, как она! - Стреляйтесь на здоровье! – крикнул Жак вслед девушке, которую уже выводили из сада охранники. - И откуда у них берутся такие мысли? – Патрик сокрушённо смотрел в сторону дворца. – Что-то себе напридумывали, поверили в это, кричат, не стесняясь… А вдруг она и вправду пустит пулю в сердце? Я же с ума сойду. Канцлер предупреждал, что придёт время – и интрижка в лесу покажется нам партией в шашки. Мне страшно, Жак. Что делать? Посадить всех в тюрьму? Отправить в ссылку? Запретить глупые мысли? Что? Я стану вторым Давилем, и тогда всё потеряет смысл… - Тише, друг мой, тише, - успокаивал кукольник. – Ты помнишь, Альбина тосковала по турнирам? Давай же возродим их, только теперь дамы будут бороться за благосклонность короля. Скажем, пусть вышивают крестиком. А ещё лучше – заботятся о сиротах и одиноких стариках, после канцлера их осталось так много… В назначенный день ты выберешь лучшую и пригласишь на королевский обед. Да и ещё – созови побольше холостяков и пообещай всем, кто решит в этот день обвенчаться, приданое… допустим, в тридцать золотых. Вот увидишь, для абидонок холостяцкие ухаживания окажутся куда более ценными, чем воздушные иллюзии о прекрасном короле. - А как же быть с газетами? Сплетни пользовались такой бешеной популярностью у народа… Я боюсь, это губительно скажется на самых благих намерениях министра печати. - Люди шестнадцать лет прожили с чужими мыслями в голове, - усмехнулся Жак. - Канцлер решал, что они будут делать, что говорит и что помнить. А теперь они должны думать сами, сами за себя отвечать. Не научились ещё, дай время! А пока – помоги мне сочинить несколько песенок. Я задумал пьесу… Предоставим абидонцам возможность полюбоваться на себя со стороны. В сущности, этим и занимался отец при дворе Анри Второго. Люди увидят, как глупы и жестоки их поступки, и многое поймут. - Думаешь, смогут понять? – в голосе короля звучала слабая надежда. - Смогут. Но не все, и не сразу. Жить, отвечая за себя, не слишком просто. Абидония сейчас – несмышлёный младенец, нахватавшийся во дворе хулиганских стишков и с наслаждением рассказывающий их родителям. Но мы возьмём в учителя жителей Острова берцовой кости и организуем такую академию морали, какая и не снилась канцлеру! - Возможно, - задумчиво протянул Патрик. – Возможно… |
|