10. ВСТРЕЧА НА ВЫСШЕМ УРОВНЕ

Этот понедельник казался мне лучшим понедельником в жизни. На улице – прекрасная тёплая погода, воздух наполнен ожиданием осени. На работе – тихо и спокойно, Лиза ушла в отпуск, а Галине одной скучно воевать против меня. К тому же настенный календарь напоминал, что и до моего нового отпуска остался всего месяц. Самое время подумать, где я хотела бы отдохнуть. Конечно, уехать на все две недели я не смогу, но хотя бы недельку я с наслаждением провела бы на море…

Сальвар велел составить список из десяти мест, где я хотела бы провести отпуск (с учётом возможностей, конечно). Пытался объяснить, что у любого человека должен быть выбор, даже если финансы говорят обратное. Что ж, я напишу ему десять мест. Но для себя я уже всё решила.

1. Ярославль. Дивный русский город, отмечающий тысячелетие.

2. Суздаль. Уже несколько лет я мечтала посмотреть на этот живописный городок.

3. Санкт - Петербург, конечно. Прекрасный в любое время года.

4. Крым. Море, горы и вино.

5. Любой подмосковный пансионат. Чем дальше от Москвы – тем сказочнее пейзажи.

6. Путешествие на кораблике до Мышкина или того же Ярославля. Прекрасные осенние пейзажи проплывают за окном.

7. Египет, жаркий и пока неизведанный. Но там – разгар сезона.

8. Калининград. Золотой янтарь, синее Балтийское море и изумрудные сосны.

9. Какой-нибудь черноморский курорт. Туристов уже совсем мало, зато на рынках прилавки ломятся от спелого винограда, дынь, яблок и груш.

10. Сиде.

Я зажмурилась, представив мягкое и ещё тёплое осеннее солнце, бархатистые волны, нежный песок… Десятая строчка сверкнула таинственным светом. Заявка принята.

В мечту самым наглым образом ворвался телефонный звонок.

- Любава Николаевна, - пропела в трубку Машенька. – Вас Анна Вячеславовна просила подойти на совещание через 15 минут в актовый зал.

- Вот как? А о чём совещаемся?

Я совершенно растерялась. Никогда меня не звали на совещания! Да никого из начальников туда не звали. Старший Ольшанский работал в собственном офисе в гораздо более комфортном здании, в нашем помещении для него не нашлось отдельного кабинета, поэтому он занимал актовый зал. В иное время этот зал использовался для общих собраний и всевозможных поздравлений с календарными праздниками, юбилеями и прочим. Высшее руководство периодически закрывалось в актовом зале на несколько часов, обсуждая неведомые для нас вопросы, но простые начальники отделов никогда не удостаивались чести быть приглашёнными. Нас ловили на кухне, где все текущие вопросы обсуждались за чашкой чая. Значит, либо мои дела совсем плохи, либо наоборот, ничего среднего быть не может.

- Понятия не имею, - пропела Машенька. - Просили пригласить.

Бедной Машеньке всегда доставалось от получателей информации, потому что директриса не утруждалась хоть что-нибудь рассказать секретарше. Поэтому я не стала допытываться. Через 15 минут сама всё узнаю…

Для встречи на высшем уровне я достала завалявшуюся в тумбочке толстую тетрадь для записей и самую лучшую ручку. Подумав, распечатала кое-какие отчёты и записи. Мало ли, что у меня спросят, надо быть ко всему готовой. Зачем-то причесавшись, я направилась на совещание. В мыслях снова и снова прокручивалась последняя встреча с Никитой.

- Ольшанский уже там, - доверительно прошептала Машенька перед дверью в актовый зал.

Ноги мгновенно подкосились, и я машинально сжала ладонью воздух, пока ногти не впились в ладонь. Ох, ну в самом деле, не приехал же он ради выяснения семейных отношений?

Очень надеясь, что иду ровно и не шатаюсь от волнения, я шагнула в зал. Андрей Сергеевич уже сидел во главе длинного дубового стола. По правую руку от него раскладывала бумаги финансовый директор Марина Юрьевна, молодая красотка с очаровательными глазами и железобетонным характером. По левую – главный бухгалтер Людмила Аркадьевна, добрейшая, несмотря на должность, женщина. Я робко опустилась на крайний стул, изо всех сил стараясь не привлекать к себе внимание.

Не вышло. Стальные глаза биг-босса продырявливали меня насквозь.

- Вы не стесняйтесь, садитесь ближе, никто не кусается!

Голос звучал мягко и дружелюбно. Как всегда. Таким голосом осуществлялись и повышения, и увольнения. Наверное, в прошлой жизни Ольшанский - старший был коброй, гипнотизирующей невинных зверушек.

Я пересела поближе и оказалась рядом с финансовым директором. Та тоже излучала тепло, удачно скрывая волчьи клыки под овечьей шкурой. Я встретилась взглядом с главным бухгалтером и, наконец, успокоилась. Не мне одной было страшно в этом сером кабинете, в глазах Людмилы Аркадьевны читалось явное волнение.

Стены актового зала были тёмно-серыми. На окнах – графитовые жалюзи, от чего и без того слабый солнечный свет почти не проникал в помещение. Вскоре глаза начали болеть от неестественной темноты. И почему это Ольшанские так любят серый цвет? Или и дом, и офис оформлял один дизайнер? В таком помещении и жить-то не хочется, не то что работать…

Наконец, появилась Анна Вячеславовна, и обсуждение началось. На повестке дня – всё тот же финансовый вопрос. Фирма с трудом рассчитывалась по кредитам, необходимо было срочно найти выход.

Я украдкой рассматривала старшего Ольшанского. Несомненно, он в свои шестьдесят оставался очень привлекательным мужчиной. Стройный, подтянутый, ни единого намёка на обвисший живот. Свежий южный загар оттенял белизну слегка вьющихся волос. Он мог бы казаться актёром или диктором центрального телевидения, если бы не взгляд. Жёсткий взгляд хищника, готового сожрать слабую дичь, как только она подберётся поближе.

Задумавшись, я прослушала начало речи Анны Вячеславовны. Ох, лучше бы я не слышала её вообще! Сделав скорбное лицо, директриса рассказывала о главном виновнике надвигающегося банкротства компании:

- Вот у Любочки долгов на триста миллионов, и мы никак не можем их взыскать…

«У Любочки» - значит, у моего отдела.

Я с трудом сдержалась, чтобы не запустить в директрису чем-нибудь тяжёлым. И мысленно похвалила себя за то, что дождалась окончания речи, не устроив публичной истерики. Мне казалось, что я лечу в пропасть, пытаюсь уцепиться руками хоть за что-нибудь, но неизменно ловлю воздух и продолжаю падение.

- Что ж, это существенное замечание, - протянул Ольшанский, добавив в голос бархата. – Может, послушаем саму Любочку, раз уж пригласили?

Четыре пары глаз обратились ко мне. Во взгляде главного бухгалтера читалось: «Бедная девочка». Остальные неохотно предоставляли мне последнее слово. Они уже всё решили.

- Что ж, уважаемые коллеги, я рада, что пришла не с пустыми руками.

О да, мне пригодились все распечатки. В них значилось количество должников, с которыми велась работа, динамика поступления оплаты. Не время сейчас скромничать, за год я разобралась с большей частью старых долгов, хотя получила отдел в ужасном состоянии. Начисленных пени вполне хватило бы для компенсации ущерба, причинённого просрочкой платежей. Однако же в работе имелись кое-какие затруднения…

- Посмотрите на цифры, Андрей Сергеевич, - я почувствовала небывалый прилив сил, и протянула листок. – Три фирмы должны нам больше, чем остальное бесчисленное множество. Всего два процента от общего числа должников могут погасить шестьдесят процентов долга компании! Вдумайтесь в эти цифры! Ещё в апреле я подготовила документы для передачи в суд. Однако же пошлина до сих пор не оплачена, а на дворе - сентябрь. Поэтому мы и не можем получить эти деньги. Простыми письмами с напоминанием о задолженности таких монстров не напугаешь.

- А оставшиеся сорок процентов? – стальные глаза выражали неподдельный интерес.

- Остальные – обычная «текучка». Задержка в оплате. Им грозного письма будет вполне достаточно.

А поймала на себе недовольный взгляд Анны Вячеславовны.

- А впрочем, если бы мы принимали меньше гарантийных писем, платёжная дисциплина была бы крепче, фирма смогла бы существенно сэкономить на судебных расходах. Только за последний месяц было принято двенадцать писем от клиентов, задолжавших нам за период от трёх месяцев до года. Без подобных уступок мы могли бы взыскать полтора миллиона, не считая процентов за пользование чужими денежными средствами. У меня всё. Вопросы?

Я обвела уверенным взглядом коллег и села на место.

Стальные глаза Ольшанского изучили колонки цифр, белоснежные брови удивлённо поползли вверх. Директриса заёрзала на стуле.

- Андрей Сергеевич, мы просто идём на встречу клиентам, которые готовы заплатить, - промямлила она. – Ведь лучше же получить деньги…

- Что значит – «готовы заплатить»? – теперь стальной взгляд пронзал Анну Вячеславовну, и та заметно переживала. – Это их святая обязанность! По какой причине мы делаем уступки, интересно было бы узнать? У нас что, благотворительный фонд?

Бархат не исчез из голоса, и от этого становилось жутко.

- Коллеги, оставьте нас пошептаться с Анной Вячеславовной! – вежливо попросил Ольшанский.

На выходе из кабинета Марина Юрьевна прострелила меня ненавидящим взглядом. Ну и пусть, главное, что всё закончилось!

На кухне я налила большую чашку чая и взяла из вазочки несколько конфет, впервые радуясь тому, что сладостей в нашем офисе всегда больше, чем надо. Углеводы не сняли стресс, я чувствовала, будто мне врезали по голове чем-то тяжёлым. Никогда не смогу быть директором!

- Вас Серов просил перезвонить! – в кухне нарисовалась обеспокоенная Галина.

- И что? – кажется, ответ звучал не слишком дружелюбно. И пусть.

- Как это что? У него срочный вопрос, он просил перезвонить, нужно согласовать сумму задолженности, там расходжения…

- Галина, может, хватит дёргать меня из-за всякой ерунды? Серов нам никогда не платил вовремя. Сейчас задолжал за пять месяцев. С какой радости я буду ему звонить? Документы уже переданы в суд.

- Ну, как знаете, - промямлила Галина с таким видом, будто я только что ушла с работы на дискотеку. Не сомневаюсь, об этом будет доложено всем, в первую очередь Ларисе, а далее – по всем пунктам.

Чёрт побери, когда уже мои подчинённые начнут понимать, какое дело действительно важно, а какое – только видимость?

В кабинете я бесцельно перебирала бумаги, понимая, что сделать сегодня ничего не смогу. Так уж и быть, дам себе отдохнуть.

Но как только я откинулась в кресле и закрыла глаза, как снова зазвонил телефон.

- Вас Андрей Сергеевич вызывает, - тихо проговорила Машенька. Будто сообщала мне время расстрела.

Что ж, не могу же я проработать в этой фирме до самой пенсии? Однако, слишком сложно всё устроено для простого увольнения.

Вдруг простая до смешного мысль заставила меня расхохотаться прямо в коридоре. Чего я боюсь? Что вылечу из этого идиотского офиса? Да и фиг с ним! Остаться без надоедливых коллег и начальства, которое всегда готово подставить подножку, - тоже мне горе. Посмотрим, Андрей Сергеевич, чем ещё вы сможете меня напугать?

- Садись, - Ольшанский указал взглядом на стул рядом с собой. – Машенька, сделай нам кофе!

- Мне чай! – вставила я.

- Любе чай.

На меня смотрели с таким изумлением, будто я была говорящей мартышкой.

- Я знаю о Никите, - начал Ольшанский.

- Я тоже.

Повисла пауза, после которой кабинет взорвался смехом. Никогда раньше не слышала, чтобы хозяин смеялся!

Машенька в мгновение ока поставила перед нами чашки и корзиночку с печеньем и скрылась за дверью.

- А ты смелая! – сообщил бархатный голос.

Я и сама об этом не догадывалась.

- Никита мне рассказал о ваших отношениях. Я вот что думаю, Любава… Занятное имя – Любава! Я думаю, не посадить ли тебя в кресло Анны Вячеславовны?

Стальные глаза ждали ответа. Теперь рассмеялась я.

- Мне казалось, за дверью ждёт увольнение!

- Так и было, - доверительно шепнул Ольшанский. – Кое-кто подготовил почву для того, чтобы удалить тебя из фирмы безвозвратно. Я собирался тебя отстаивать, но ты сама оказалась отчаянной штучкой. Молодец! Повезло Никитке!

- Не пойму, при чём тут Никита? – я осмелилась высказать свой вопрос. Ещё вчера даже представить не могла такую смелость!

- Вы же встречаетесь. Значит, всё серьёзно. Надо думать о будущем. Никита – парень сложный, очень тяжело сходится с людьми, особенно с девушками. Я очень переживал, что он оставит меня без внуков. Но раз уж всё так удачно сложилось… Я ведь собирался эту фирму продавать, доход слишком мал. Но если её возглавит свой человек, будет гораздо лучше! Ты ведь уже хорошо во всём разбираешься. Через полгодика станешь директором. За это время поднатаскаем тебя на курсах. Ты же умная, понимаешь, что у Анны Вячеславовны тут свой интерес, а я как-то не намерен вкладываться в её нетрудовое обогащение. Уж лучше всё в семью.

Я глотнула чай. Надо же, какой он вкусный! Не сравнить с тем, что пью я, хотя выбираю хороший листовой…

Не дождавшись слова «шутка!», я сочла должным ответить:

- Лучше продавайте.

- Что продавайте? – не понял Ольшанский.

- Фирму. Здание старое, в хороший ремонт нужно будет вложить кучу денег, - я начала загибать пальцы. – Перед должниками мне уже неудобно, потому что руководство всё им прощает. На закручивание гаек уйдёт слишком много времени. Штат слишком раздут, бесчисленные родственники занимают место и получают зарплату, совершенно ничего не зарабатывая. Продав фирму, вы получите деньги и пару десятков отличных работников, не состоящих в родственных связях с сильными мира сего. А поскольку все они предпенсионного возраста, то с радостью пойдут работать в другую вашу фирму, только позовите.

- Ты что же, ничего не хочешь? – стальные глаза округлились от удивления.

- Почему же? Ещё от одной чашки чая не отказалась бы.

- Ну, даёшь!

Новый взрыв хохота. Не представляю, что думают коллеги.

- Нет, когда Никита говорил, что ты необычная, я думал, что это просто влюблённый бред! Не хочешь сместить директора? Силёнок не хватает?

- Желания не хватает, - призналась я. – А вот если вы предложите мне тихое местечко на пару лет, я обещаю после отдыха поразить вас новыми идеями.

- Ишь! Когда это ты успела устать?

- Андрей Сергеевич, это за вас все всё делают по первому зову. А мы тут погрязли в рутине, да ещё и интриги эти почву из-под ног выбивают. Думаете, легко жить, когда тебе родные коллеги каждую минуту придумывают повод для увольнения?

Ольшанский задумчиво посмотрел в окно и сообщил:

- Нет, Никита с тобой не справится. Он во всём ищет двойное дно. А тут не найдёт и впадёт в панику! Понимаешь, ему было бы проще, если бы ты что-нибудь от него скрывала…

Я непонимающе уставилась на хозяина. Похоже, он знает своего сына только по имени… Он что, хочет, чтобы я развела тайны для его собственного сына?

- Андрей Сергеевич, - робко начала я. – Отправьте Никиту учиться кинематографии! Лучше на режиссёрский. Ещё не поздно поступить…

- Зачем это? – недовольно буркнул босс.

- Потому что кино он любит больше всего на свете, просто помешан на нём. Мне кажется, если бы кино стало его профессией, он был бы счастлив…

- Мать всегда мечтала о медицинском, - мрачно протянул Ольшанский.

- И он стал дипломированным медиком!

- Я подумаю, - обещал босс. – Можешь идти. Тебя не тронут.

Я понимала, что он имеет ввиду директрису. С ней, видимо, проведена разъяснительная беседа, так что меня не уволят. Да и вообще, всё прошло в высшей степени удачно.

Удачно… Если человек пойдёт купаться на реку, за ним погонится стая акул, но он успел доплыть до берега, это будет считаться удачей? Просто ради того, чтобы остаться на своём месте, я теперь должна воевать? Чем я не угодила директрисе, хотелось бы знать?

В голове крутилась фраза из «Алисы в Зазеркалье»: «Нужно бежать очень быстро, чтобы оставаться на одном месте». Вот-вот, бежать…

Впрочем, сегодня я могла бы сделать головокружительную карьеру. Сместить Анну Вячеславовну… это так заманчиво! Но быть директрисой – значит, увольнять сотрудников, впавших в немилость к Ольшанскому, объяснять бывшим друзьям причину отсутствия премии и неповышения зарплаты, заставлять работать сверхурочно без оплаты и вообще всячески экономить расходы фирмы за счёт работников. Совсем как «Убить дракона». Всё как в сказке, только сказка эта – страшная.

И потом, что это за логика: назначить директором девушку своего сына? Значит, сократить время их пребывания вместе? Какой я буду возвращаться после ненормированного рабочего дня? Будет ли мне рад Никита? Останется ли у меня время на то, чтобы порадоваться ему, ощутить, что он рядом?

Нет, всё неправильно! Изначально всё пошло наперекосяк. Не хочу я быть семьёй с Ольшанскими, не хочу посвящать жизнь карьере, не хочу прятаться за двухметровым забором, не хочу с головой уходить в хобби, потому что реальная жизнь не устраивает.

Начался обеденный перерыв, и я убежала на улицу. Мне был просто необходим свежий воздух!

В коридоре столкнулась в директрисой, и она вылила на меня всё презрение, на какое только была способна. Ну, нет, сколько нужно сил, чтобы улыбаться тем, кто тебя ненавидит? И главное – чем я успела заслужить такое отношение? Тем, что не смирилась с обвинениями? Или ещё раньше, когда взялась выполнять работу?

На какую-то долю секунды я пожалела о том, что отказалась от заманчивого предложения Ольшанского. Вот вам, Анна Вячеславовна, за все ваши злобные взгляды! Но нет, выбор уже сделан.

Я брела по улице, чувствуя себя совершенно разбитой. Все усилия Сальвара были разрушены. В голове с новой силой закрутились мысли о том, что жизнь - не самая приятная штука.

Вот интересно, почему спасённых самоубийц направляют к психиатру? Будто жизнь – это подарок, от которого может отказаться только полный идиот.